Впервые я увидела Наталию Перевезенцеву на одном из литературных вечеров в Центре современной литературы и книги, где она читала свои стихи. Мы никогда не встречались раньше, но голос ее был мне странно знаком. Я слушала ее и мучительно пыталась понять: откуда я знаю этот голос? Как будто близкий человек разговаривал со мной стихами… 

«…Имперские блистательные сны,

которых не коснется археолог —

все, что осталось вам…

Как всех, кто пережил

мгновенья славы и года позора,

не лавр венчает вас — сурепка, девясил,

шиповник, может быть…

Но в поздних разговорах

на берегу залива, дотемна,

когда гроза подходит круговертью,

опять всплывают ваши имена

и пахнет славой, порохом и смертью» – читала поэтесса. И тут меня осенило: я же слышала этот голос по радио, в передаче «Прогулки по Петербургу»!

Наталия Перевезенцева, поэт, краевед, дипломант конкурса «Золотое перо» (2006), лауреат премии Правительства Санкт-Петербурга за освещение юбилея Царского Села

– Наташа, я, наверное, не первая, для кого твой голос стал практически родным, ведь у «Прогулок по Петербургу» множество поклонников. Расскажи, как ты попала на радио?

– На радио я попала благодаря замечательному радиожурналисту Виктору Михайловичу Бузинову. Его «Прогулки по Петербургу», на мой (и не только на мой) взгляд, были событием. Малоизвестные факты из истории города, интереснейшие беседы с людьми, влюбленными в Петербург – и почти репортажная форма подачи, четкая привязка к месту, о котором идет рассказ. Подлинные звуки – звон трамвая, слова случайного прохожего, шум дождя создавали удивительную атмосферу доверия. Все, кто работал с Виктором Михайловичем, отмечали, как уважительно слушал он своего собеседника, как точны были его вопросы и комментарии. Вот и мне выпали честь и радость совершить вместе с Виктором Михайловичем более пятидесяти прогулок по любимому городу. Где мы только ни побывали: и на Аптекарском острове, и в Семенцах, и в Сестрорецке… Поднимались на Дудергофские высоты, спускались в подвалы Гостиного двора… Некоторые из наших путешествий я собрала в книгу «Прогулки по Петербургу с Виктором Бузиновым», вышедшую в 2014 году. 

После смерти Виктора Михайловича идея прогулок по Петербургу не пропала, ее реализует журналист Татьяна Путренко на Радио России. Каждую пятницу мы с ней отправляемся в путешествие по городу. И опять открываем для себя и для радиослушателей что-то новое или напоминаем о незаслуженно забытом.

– Мы с тобой родились и выросли в Ленинграде. Формула «Петербург–Петроград–Ленинград» была нам знакома с первого класса. Но по-настоящему я ощутила эту связь, когда прочла «Преступление и наказание» и отправилась гулять по городу, повторяя маршруты Раскольникова: Столярный переулок, Садовая, Большая Подъяческая… Было ли с тобой что-то похожее? С чего начался твой интерес к истории города?

– Здесь я должна вспомнить моего отца Анатолия Тимофеевича Перевезенцева. Он был инженером, строил корабли, был награжден за свой труд орденами и медалями. И при этом круг его интересов мне казался поистине необъятным. Он самостоятельно изучал латынь, чтобы читать в подлиннике античных авторов (немецким владел свободно). Превосходно разбирался в живописи, писал стихи, прекрасно рисовал. Когда возникал какой-нибудь вопрос, я говорила «спрошу у папы»,  и друзья уже подсмеивались надо мной, но не было случая, чтобы он чего-то не знал. И, конечно, такой человек не мог пройти мимо истории своего родного города. Мои первые «прогулки» (не на радио, конечно) начались, когда мне было десять лет. Естественно, с папой. Уже лет в четырнадцать я завела картотеку по домам тогда еще Ленинграда. Записи там были самые разные, например: «Большая Морская, 19. Цветочный магазин Эйлерса. Здесь Александр Блок покупал цветы». Вообще, в художественных книгах и мемуарах я больше всего любила примечания, особенно подробные, в конце книги. Так мое первое знакомство с библейскими и евангельскими сюжетами произошло, благодаря примечаниям… к многотомнику Марк Твена. А какая радость была ходить с папой в Эрмитаж! Причем удовольствие было обоюдным, потому что он любил показывать, объяснять, а я – слушать. Так что, если я что-то знаю и чем-то интересуюсь – этим я целиком обязана своему замечательному отцу. 

Анатолий Перевезенцев с дочкой Наташей

– Расскажи о своем первом очерке/статье о городе.

– Мой первый петербургский очерк был о доме на Пушкинской, бывшей гостинице «Пале Рояль», ставшей «домом с многонаселенными коммунальными квартирами». Здесь жила моя бабушка, певица Татьяна Малина, здесь я провела свое детство. Но до этого, еще когда Петербург звался Ленинградом, было написано стихотворение «Пале-Рояль»:

Дом, имеющий имя, грузный дом угловой,
с голубями своими, с коммунальной стряпней,
с коридорной системой, уходящей во тьму,
с ностальгической темой – но о чем, не пойму.
Шулера и актеры, населявшие дом,
литераторов споры за дешевым вином.
Папильоток дрожанье, взгляд накрашенных глаз…
Никакого названья не имеет рассказ.
Тяжело рассветает в Ленинграде всегда.
Новый век подступает, как большая вода.
Эти грозные воды, не текущие вспять…
А богемной свободы мне уже не понять…
Но, дворцы и фасады заучив наизусть,
проходя Ленинградом, в Петербург оглянусь.
И шарманочка взвизгнет, и замру у воды,
неприкаянной жизни различая следы.
Той, что плакала, пела, суетилась, лгала,
ничего не сумела, а всего лишь – была…
Но закончена тема, оборвалась строка,
петербургской богемы пересохла река.

Вид из “Пале-Рояля” на Пушкинскую улицу

– Ты много лет прожила на Пушкинской улице. Именно там родилась твоя книга «Я вышла из дома». Когда ты работала над книгой, погружаясь в историю знакомых до последней трещинки соседних домов, случались ли какие-то открытия? Что поразило больше всего?

– Открытий, поразивших меня, было множество. Небольшая, всего двадцать домов, Пушкинская улица оказалась просто заповедником истории, если можно так выразиться. О каждом из домов было что рассказать. Как следила охранка за членом партии эсеров по кличке «Невский», жившем в номерах Пименова доме №1. О том самом «Невском», которого мы знаем как писателя Александра Грина. Или как жила в доме №2 несчастная полусумасшедшая Антонина Чайковская. И писала письма с просьбой о встрече своему великому мужу, который так и не пришел к ней, хотя жил в том же доме. Или взять дом №9, связанный уже с почти современной историей. Гостеприимная семья Штейнбергов, воспоминания о ней Глеба Горбовского, Евгения Рейна… И, конечно, связанные с этим домом стихи. А в дом №17 приходил к своему другу Борису Синани молодой Осип Мандельштам. Ну, а про свой дом №20, гостиницу «Пале Рояль», или, как говорили тогда, «большой меблированный дом», я могу рассказывать бесконечно. Тут жили Федор Шаляпин и Мамант Дальский, Глеб Успенский и Александр Куприн, молодой Маяковский и несчастная Ольга Палем… А гости «Пале Рояля»? Зинаида Гиппиус, Александр Блок, Федор Сологуб, Александр Бенуа. Можно завесить весь фасад мемориальными досками. И представить только, что некоторые события могли происходить… в моей комнате, например. Вот где настоящая связь времен!

И как обидно и больно мне, что застала я, можно сказать, конец «Пале Рояля». Вечные протечки, три пожара, полчища тараканов, осыпающиеся потолки… Мой последний год жизни в «доме с многонаселенными коммунальными квартирами» был почти борьбой за выживание. Но все равно снится мне «Пале Рояль», и к моей новой благоустроенной квартире у меня только одна претензия – она не на Пушкинской улице.

– Наш город очень большой и продолжает расти. Районы сильно отдалены друг от друга. Бывшие окраины становятся почти центром. Какие главные отличия ты видишь и ощущаешь, бывая на севере и на юге города? 

– Ну, начать с того, что понятия Севера и Юга в масштабах Петербурга очень расплывчаты. И Север разный, и Юг разнолик. Конечно, юг Петербурга интереснее и в ландшафтном, и в историческом отношении. Взять хотя бы бывшую Петергофскую дорогу, нынешний проспект Стачек, переходящий в Петергофское, а затем в Санкт-Петербургское шоссе. Здесь и высокий берег древнего Литоринового моря, и остатки старинных имений и парков, и бывшие великокняжеские и царские резиденции. Многое, конечно, утрачено – последствия войны и неразумной человеческой деятельности в мирное время. Но с помощью сохраненного наследия пространство как-то организуется, не становится обезличенным. И старинные названия тому способствуют. Так панельный дом на берегу Шереметевского пруда уже не просто «машина для жилья», он приобретает некую индивидуальность. И трамвайная линия, проложенная вдоль шоссе, идет по линии ОРАНЭЛы – Ораниенбаумской электрической Серо-западной железной дороги, построенной еще в 1910 году. А ведь звучат еще названия усадеб: «Александрино, Знаменка». И Привал не просто так назван Привалом. Даже забавное название трамвайной остановки «Форель», бытовавшее еще в 1960-е годы, имеет свою историю. Там, где сейчас Центр культуры и досуга «Кировец», находилась долгое время лечебница для душевнобольных (перестроенная из дворца, созданного Растрелли и приспособленного для новых целей, возможно, Иваном Старовым). До революции лечебница называлась больницей Всех Скорбящих Радости, а после ее переименовали в честь швейцарского невропатолога Огюста Фореля. Но народ швейцарского ученого не знал, и фамилия его стала ассоциироваться просто с рыбой.

Дача Сиверса, бывшая усадьба на Петергофской дороге. В сталинское время была перестроена; ныне здесь располагается Центр культуры и досуга «Кировец»

А вот север дает меньше пищи для обращения к истории. Конечно, мы знаем название, скажем, Веселый поселок, но мало кто сможет рассказать о немецкой колонии Люстдорф, существовавшей на этом месте. 

Но опять-таки повторю: у каждого свои отношения с городом. И многие жители Приморского района (север) не согласятся, что их район почти лишен индивидуальности. Да что говорить, вот пример: ты сама знаешь окрестности метро «Удельная», малоэтажную застройку, зеленые улицы – почти пригород. И об этом районе, конечно, есть, что рассказать, хотя бы вспомнить былую дореволюционную дачную жизнь.

– Город с годами меняется, уходят в прошлое обшарпанные дворики, облупленные фасады, чахлые герани на деревянных подоконниках… Свежевыкрашенные дореволюционные дома нелепо сияют стеклопакетами, словно старички в молодежных очках. Как ты думаешь, нужно стремиться к сохранению той, «бывшей», атмосферы — эдакой «консервации руин», или нужно двигаться в ногу со временем?

– Всякое движение вперед неизбежно, но хорошо бы осуществлять это движение с умом. Что-то всегда уходит, это естественно. Но если есть возможность сохранить наиболее ценное… Не все измеряется стоимостью работ и сиюминутной пользой. Вот уже хрестоматийный пример: новое здание Мариинского театра. Когда-то стоял на этом месте Дворец культуры им. Первой пятилетки. Сооружение не выдающееся по своим архитектурным достоинствам, но соразмерное окружающей застройке, не подавляющее историческое здание театра. Потом появился амбициозный проект нового здания, его заказали архитектору с мировым именем, который не соизволил даже побывать в Петербурге, а просто прислал свой вариант. Посмотрели – прослезились, стали переделывать, где-то урезать. В итоге имеем чудовище из серого бетона. Да еще и нелепый переход навис над Крюковым каналом, испортив один из открыточных видов на Никольский морской собор. Вспомню еще торговый центр на Владимирской площади с бетонными вазами на крыше и рекламным экраном. И это напротив чудесного Владимирского собора! Новое здание своей тушей почти навалилось на маленький дом Дельвига (Вспомним, как мы защищали его в свое время, когда у нас еще была градозащита!). 

Хотела бы привести примеры удачного «движения вперед», но это тема для отдельного разговора. Как лечить, чтобы не навредить?

Книги Наталии Перевезенцевой

– Ты, как любой историк, археолог, краевед, – хранитель памяти. Всем своим литературным трудом ты способствуешь сохранению памяти о городе, об ушедшей эпохе, выстраивая своеобразный мостик из прошлого в будущее, для следующих поколений. А что может сделать простой житель Петербурга для сохранения исторической памяти, чтобы связь поколений не прерывалась?

– Во-первых, эту самую память иметь. И постараться передать свой опыт, знания и любовь следующему поколению, не боясь нагружать юные мозги пока что непривычной для них информацией. Буквально вчера я прочла предисловие к одной краеведческой книжечке, написанной блогером Инстаграма. Там говорится следующее: «Большинство читателей Инстаграма – молодые, занятые люди. Им некогда тратить время на чтение толстых краеведческих книг, а вот короткие заметки воспринимаются легко и с большим интересом!» Вообще-то предки наши возразили бы, что без труда не выловишь рыбку из пруда. И почему-то «тратили время» на чтение толстых книг. И становились знатоками не только своей профессии, но и далеких от нее областей. И это не было просто потребление информации. Книги учили сопоставлять свой опыт с чужим, соглашаться или отказываться от него – словом, думать. Этому не научит никакой Инстаграм. 

Иногда историческая память проявляется в мелочах. Например, вставляя новые рамы в старые окна, позаботьтесь, чтобы снаружи они не слишком отличались от прежних, родных. Пусть это даже будет немножко дороже.

– Что хотела бы пожелать «молодым и занятым», идущим за нами?

– Помнить слова Сальвадора Дали: «Для начала научитесь рисовать и писать, как старые мастера, а уж потом работайте, как сочтете нужным, – и вас всегда будут уважать». Короче: «Знать и помнить – а уже потом – делать».

Галина Илюхина